Российская музыкальная культура и искусство, все наши джазовые музыканты и любители джаза понесли невосполнимую утрату – 28 марта сего года на 93-м году ушел из жизни Заслуженный деятель искусств России, кавалер ордена «Дружбы», член Союза композиторов и Почетный член Филармонического общества Санкт-Петербурга, музыковед, журналист и музыкальный писатель, ярчайший пропагандист джаза Владимир Борисович Фейертаг.
Филармоническое общество Санкт-Петербурга скорбит о тяжелейшей потере, постигшей музыкальную культуру России и Петербурга.
ПАМЯТИ МИХАИЛА ГРИГОРЬЕВИЧА БЯЛИКАПамяти Вана Клиберна. Прощание с легендой
Пришедшее 27 февраля 2013 года горчайшее известие о кончине Вана Клиберна отнюдь не вызвало какой-то уж особенной реакции ни наших СМИ, ни наших музыкальных мэтров. Мир музыкантов, в общем, не перевернулся. Как говорится, жаль, но что поделаешь: почтенный все же возраст, 79-й год, да и болезнь нешуточная – рак костей.Как водится, информационные каналы напомнили о том, что это был талантливейший пианист, когда-то, в 58-м сумевший одержать победу на 1-м конкурсе имени П.И. Чайковского в Москве. По телевизору продемонстрировали несколько известных фотографий 55-летней давности, с которых улыбался обаятельнейший молодой человек с пышной шевелюрой; скупо выложили коротенькие, чудом сохранившиеся видео-фрагменты его выступлений. Припомнили и то, что этот весьма юный музыкант невольно послужил тогда снижению немалой напряженности между США и СССР. Вот, пожалуй, и все.
Но почему так скупо? Почему?!
А между тем, кончина Харви Лейвэна Клайберна-младшего (в транскрипции наших журналистов - невольно панибратски – Вана Клиберна) - не просто смерть одного из ярчайших пианистов второй половины ХХ века. Это – конец легенды. И даже, может быть, конец великого явления, имя которому – исконно русский романтический пианизм, корни которого берут свое начало в искусстве одного из грандов мирового пианизма XIX века – Антона Григорьевича Рубинштейна.
И с этой точки зрения кончина Клиберна дает все основания напомнить как о знаменитом 1-м конкурсе имени П.И. Чайковского, так и о его американском победителе-пианисте, оставившем неизгладимый след в душах его многочисленнейших поклонников.
Переоценить значение того памятного конкурса, открывшегося 18 марта 1958 года, для культурной и политической жизни страны невозможно. По силе своего воздействия не только на музыкантов, но и на всех, без исключения, советских людей, этот конкурс может быть сравним, пожалуй, только с Международным фестивалем молодежи и струдентов, прошедшим в той же Москве годом раньше.
Благодаря телевизионной трансляции заключительного концерта призеров конкурса, а также трансляциям концертов победителей – как сольных, так и с оркестром, буквально миллионы телезрителей впервые в своей жизни осознали силу воздействия музыкального искусства на собственные души. Имя пианиста-победителя – американца Вана Клиберна, а также название одного из исполненных им сочинений – Первого концерта для фортепиано с оркестром Чайковского, не сходило той весной с уст даже далеких от музыки людей.
Конечно, многие любители музыки ничего толком не знали ни о двух победителях конкурса – американском пианисте Ване Клиберне и советском скрипаче Валерии Климове, ни о многих перипетиях этого музыкального состязания. И только спустя какое-то время, во многом благодаря книжке Софьи Хентовой «Вэн Клайберн», советские люди узнали и о настоящем имени пианиста, и о том, что его учительницей в знаменитой Джульярдской школе в Нью-Йорке была россиянка Розина Левина – в девичестве Розалия Яковлевна Бесси – дочь московской музыканши-любительницы Марии Кац и выходца из Дании, богатого ювелира и виноторговца Жака Бесси.
Из той же книжки стало известно и о том, что окончив Московскую консерваторию с золотой медалью по классу знаменитого Василия Ильича Сафонова, Розалия вышла замуж за соученика великих Сергея Рахманинова и Александра Скрябина – блистательного пианиста Иосифа Аркадьевича Левина, пятью годами ранее окончившего консерваторию у того же Сафонова. В 1907 году семья Левиных выехала в Берлин, а в 1919-м – перебралась в Нью-Йорк, где Иосиф Левин стал преподавать в Джульярдской школе, а Розина – ему ассистировать. После кончины Левина в 1944-м она стала полноправным преемником покойного мужа в его фортепианном классе.
Ну, а в марте-апреле 1958 года вдруг все советские газеты вместе с радио стали настойчиво рассказывать о ходе первого в стране международного конкурса музыкантов-исполнителей. По-видимому, осознав тот факт, что конкурс удался, – в нем, кроме наших конкурсантов, приняли участие 61 исполнитель из 22 стран, – и, оценив его культурную и политическую значимость, отлаженная пропаганда умело привлекла внимание людей к важнейшему культурному событию.
Но стоило хоть раз увидеть и услышать Клиберна, как все сомнения мгновенно улетучивались напрочь. 23-летний пианист поистине владел чудесным даром завораживать людей своим искусством. Сила его воздействия на публику, ни в малой степени не умаляемая телеэкраном, была невероятной. Очень высокий, стройный, с пышной копной рыжих волос и обезоруживающей улыбкой, Клиберн, не манерничая, садился за рояль, укладывал на клавиши свои большие, с неимоверно длинными пальцами руки, и в зал вдруг начинала литься музыка, с которой будто бы по волшебству убрали пыль веков и липкие следы позднейших наслоений. А если к этому добавить, что под его руками рояль начинал петь – как требовал когда-то Рубинштейн, и что издавна отличало русскую пианистическую школу, – легко себе представить, что творилось не только с публикой в зале, но и с теми, кто слушал Клиберна у телевизионых экранов!
Недаром же, в газете «Правда» уже 15 апреля 1958 года, при том, что конкурс завершился 14-го, была опубликована статья председателя фортепианного жюри конкурса Эмилия Григорьевича Гилельса, в которой он писал: «Ван Клиберн... показал себя законченным артистом, музыкантом редкого дарования и поистине неограниченных возможностей». Своему бывшему ученику вторил и Генрих Густавович Нейгауз: «В лице В. Клиберна, молодого американского пианиста, получившего первую премию, мы встречаемся, безусловно, с явлением гениальным». Гениальным пианистом назвал Клиберна и Святослав Рихтер.
Феномен Клиберна – едва ли, не ярчайший в насыщенной истории фортепианного искусства второй половины ХХ столетия – до сих пор не дает покоя отдельным теоретикам современного пианизма. Известно, что фортепианная карьера Клиберна после фантастической победы в 58-м складывалась не очень ладно. Сначала был восторженный прием американцев и безусловный взлет. Затем иногочисленные, вполне успешные гастроли, в том числе, и не однажды, в Москве и Ленинграде. Потом Вэн Клайберн, похоронив отца, вдруг неожиданно оставил беспокойную карьеру гастролирующего музыканта, занялся бизнесом и основал американский конкурс своего имени. По сути дела – все. Так неужели Нейгауз с Гилельсом были неправы, выдав, бесспорно одаренному, но, все же, только начинающему артисту столь громкие авансы?
И да, и нет. Нейгауз с Гилельсом ошиблись лишь в прогнозе. В диагнозе они, бесспорно были правы! Ибо судили лишь о том, что видели и слышали реально. Пред ними же предстал, если так можно выразиться продукт редчайшего стечения обстоятельств: природного таланта молодого пианиста с на редкость умным, в чем-то даже гениальным педагогом. Хорошо знавшая Рахманинова-пианиста, а течение многих лет ассистировавшая Иосифу Левину – соратнику Рахманинова и ученику Сафонова, Розина Левина, сама учившаяся у Сафонова, в 50-х оказалась едва ли не единственной в США прямой наследницей триадиций великой русской фортепианной школы, наследницей того подхода к музыке и к фортепиано, который и определил ее успех в Харви Лейвэном Клайберном. Придя в класс к Левиной в 17-летнем возрасте, «маленький Вэн», как его в шутку называли, сумел за шесть лет обучения взять у нее лучшее, плюс столь немаловажное для конкурса в Москве – искреннюю любовь к русской музыке и редкостное умение ее исполнять.
Все это вкупе и привело к победе Клиберна на конкурсе. Но также привело к тому, что миллионы наших слушателей интуитивно поняли, что Клиберн – это чудо! И даже юные, неоперившиеся пианисты, учащиеся тысяч музыкальных школ, кружков и студий, не говоря уже о студентах училищ и консерваторий, на всю жизнь запомнили, как Клиберн играл Первый фортепианный концерт Чайковского и Третий концерт Рахманинова, прелюдию и фугу си-бемоль минор Баха и до мажорную сонату Моцарта, «Вариации на оригинальную тему» Чайковского и «Фантазию» Шопена, этюд Листа «Мазепа» и его же Двенадцатую рапсодию. Не говоря уже о фантастической по богатству гармонии и фортепианной фактуры обработке «Подмосковных вечеров» Соловьева-Седого. И вовсе не случайно число желающих учиться фортепианной игре возросло в тот год в несколько раз – именно Клиберн сыграл в этом едва ли не решающую роль.
За 55 лет, прошедших с того московского конкурса, в мире фортепианного искусства изменилось немало. Но едва ли не главным «достижением» минувших лет явился, если можно так выразиться, «музыкальный космополитизм», воцарившийся в мировом музыкальном процессе. Немалую роль сыграл в этом и распад Советского Союза. Открывшиеся границы дали возможность сотням талантливых советских исполнителей и педагогов поменять место жительства и осесть в Израиле, США и многих странах Европы. А, следовательно, и привнести в процесс обучения юных музыкантов этих стран традиционные принципы русской фортепианной школы – тщательно выверенную методику начального обучения, педантичную преданность авторскому тексту и, быть может, главное – открытую эмоциональность. И сегодня уже трудно отличить даже французских пианистов от их немецких, итальянских, российских или американских коллег.
К тому же, юные таланты, окончив школы в своих странах, частенько уезжают в высшие учебные заведения, расположенные за тридевять земель и притягивающие к себе новых студентов наличием звучных имен в профессорско-преподавательском составе. Не говоря уже о супермоде на мастер-классы, регулярное посещение которых превратилось едва ли не в обязательную повинность для молодых музыкантов.
Будущее покажет, хороша или плоха подобная национальная нивелированность в музыкальном исполнительстве. Ну, а пока – хвала техническому прогрессу! – нам остается лишь не забывать наших великих предшественников, в число которых, безусловно, входит и Вэн Клайберн, подаривший любителям фортепианной игры невероятную искренность и теплоту, высшую простоту трактовок и ту чистую наивность, которые и составляют неразрывные слагаемые таланта музыканта-исполнителя.